— Послушайте, мистер Обри, где вы шляетесь? Я ждал вас вчера пополудни, да и Аллен ждал вас вчера. Я удивился, узнав, что Аллен вас так и не встретил. Разумеется, я желаю вам удачи, — продолжал он, насупясь, — но, клянусь, у вас странное представление о том, как следует принимать на себя командование. Аллен, должно быть, милях в двадцати отсюда, а с ним и лучшая часть экипажа «Софи». Что касается всех бумаг, расписок, реестров и всего прочего, то нам пришлось самим разбираться с ними. Весьма небрежно с вашей стороны.
— Так «Паллас» отплыл, сэр? — ужаснувшись, воскликнул Джек Обри.
— В полночь, сэр, — с удовлетворением уточнил капитан Харт. — Тяготы службы несовместимы с удовольствиями, мистер Обри. Я был вынужден лично составить счет на уплату портовых сборов.
— Я получил известие о моем назначении только вчера вечером. По существу, сегодня между часом и двумя ночи.
— Неужели? Вы меня удивляете. Я поражен. Пакет наверняка был отправлен вовремя. Несомненно, виновата прислуга вашей гостиницы. Не на всякого иностранца можно положиться. Желаю вам успешной службы. Только должен признаться, не представляю себе, как вы сможете вывести судно из гавани без экипажа. Аллен захватил с собой помощника, судового лекаря и всех толковых мичманов. Я же не могу выделить вам ни одной живой души.
— Что же, сэр, — отвечал Джек. — Думаю, мне придется довольствоваться тем, чем располагаю.
Разумеется, всех можно понять: любой офицер, получи он такую возможность, охотно перебрался бы с тихоходного старого брига на удачливый фрегат вроде «Палласа». По давней традиции, любой капитан, переходящий на другое судно, непременно брал с собой рулевого и преданных ему людей. А дай капитанам волю, они сманивали бы за собой всю команду.
— Могу предоставить вам судового священника, — произнес комендант, бередя и без того больную рану в душе Джека.
— А что, капеллан может работать на палубе, брать рифы и стоять на руле? — отозвался Обри, решив не показывать вида, что раздосадован. — Если нет, то я, пожалуй, откажусь от его услуг.
— Тогда всего хорошего, мистер Обри. Пополудни я пришлю вам распоряжения.
— Всего хорошего, сэр. Надеюсь, миссис Харт дома. Я должен выразить ей мое почтение и поздравить ее. И непременно поблагодарить за то наслаждение, которое она доставила нам вчера вечером.
— Так вы были в резиденции губернатора? — спросил капитан Харт, хотя прекрасно знал об этом, строя козни с якобы запоздавшим приказом. — Если бы вы не интересовались кошачьими концертами, то, возможно, находились бы на борту собственного брига, как и подобает моряку. Пусть разразит меня Господь, но разве это дело, когда молодой офицер предпочитает итальянских скрипачей и евнухов шканцам своего первого корабля?
* * *
Джек пересекал патио, спеша к миссис Харт. Солнце, казалось, светило не так ярко, но припекало все сильней. Он взбежал по ступеням, ощущая непривычную, но приятную тяжесть на левом плече. У комендантши он повстречал незнакомого лейтенанта и надутого мичмана, которого видел вчера: в Магоне было заведено наносить утренний визит миссис Харт. Она, очень нарядная, сидела за арфой, но, когда вошел Джек Обри, оставила инструмент, протянула ему обе руки и воскликнула:
— Капитан Обри, как я рада видеть вас! Тысячу поздравлений. Входите же, мы непременно должны спрыснуть вашу капитанскую «швабру». Мистер Паркер, прошу вас, позвоните в колокольчик.
— Желаю вам удачи, сэр, — произнес лейтенант, созерцая эполет, о котором сам так мечтал.
Отиравшийся тут же мичман не знал, смеет ли он раскрывать рот в присутствии столь блестящего общества, и, когда миссис Харт стала представлять друг другу своих гостей, он неуверенно прогрохотал: «Желаю удачи, сэр!» — и покраснел.
— Мистер Степлтон, третий офицер «Гериррьера», — взмахнув рукой, произнесла миссис Харт. — А это мистер Бернет. Он с «Изиды». Кармен, принеси нам мадеры.
Хозяйка была славная, энергичная женщина, и, хотя ее нельзя было назвать ни красавицей, ни хорошенькой, она умела произвести впечатление, главным образом благодаря великолепной посадке головы. Она презирала это ничтожество — мужа, который раболепствовал перед ней. Миссис Харт увлекалась музыкой, это скрашивало нерадостную семейную жизнь. Однако было похоже, что одной музыки ей недостаточно, — судя по тому, как привычно она наполнила бокал и осушила его.
Немного погодя мистер Степлтон распрощался, а затем, насладившись минут за пять великолепной погодой, не слишком жаркой для полудня благодаря свежему северному ветру, впрочем полезному для здоровья, — ведь здесь уже наступило лето, а оно предпочтительней холодного и дождливого апреля в Англии, — миссис Харт проговорила:
— Мистер Бернет, могу ли я вас просить об одном одолжении? Я оставила свой ридикюль в губернаторском особняке.
— Как восхитительно вы играли, Молли, — произнес Джек, когда дверь закрылась.
— Джек, как я счастлива, что у вас наконец-то свой корабль.
— Я тоже. Пожалуй, еще никогда в жизни я не чувствовал себя более счастливым. Еще вчера я был настолько раздражен, у меня было такое мрачное настроение, что я готов был повеситься, а когда пришел в гостиницу, то обнаружил вот эту депешу. Разве она не стоит всех сокровищ мира? — Оба принялись читать ее в почтительном молчании.
— «…Ни вы, ни кто-либо из ваших подчиненных не вправе уклониться от своих обязанностей под страхом наказания», — прочла вслух миссис Харт. — Джек, прошу вас, умоляю, не пытайтесь захватывать нейтральные суда. Тот барк с Рагузы, который прислал бедняга Уилби, не конфискован, и его владельцы намерены подать на него в суд.
— Не тревожьтесь, милая Молли, — отозвался молодой офицер. — Я еще не скоро смогу захватывать какие бы то ни было суда, уверяю вас. Пакет прибыл с задержкой — подозрительной задержкой, черт бы ее побрал, — и Аллен ушел в море, забрав лучших матросов. Ему так срочно приказали отплывать, что я не смог с ним встретиться. И еще комендант подлил масла в огонь, использовав остальных людей для портовых работ. Не осталось ни одного свободного человека. Похоже, что нам из гавани не выйти. Полагаю, нам придется долго прозябать на берегу, прежде чем мы учуем хотя бы запах приза[14].
— Даже так? — покраснев, воскликнула миссис Харт. В этот момент вошли леди Уоррен и ее брат, капитан морской пехоты.
— Дражайшая Анна, — взволнованно проговорила Молли Харт, — подойди же ко мне и помоги исправить возмутительную несправедливость. Это капитан Обри — вы знакомы?
— К вашим услугам, мадам, — проговорил Джек, очень почтительно поклонившись: ведь перед ним была адмиральская супруга.
— Весьма храбрый и достойный офицер, тори до мозга костей, сын генерала Обри, и представьте, с ним обходятся самым отвратительным образом…
* * *
Пока Джек Обри находился в доме коменданта, жара усилилась, и, когда он вышел на улицу, воздух, пахнувший ему в лицо, был так горяч, словно превратился в жидкую лаву. Однако душно от него не было, он будто источал какое-то сияние, облегчавшее зной. Повернув пару раз, молодой офицер добрался до усаженной деревьями улицы, соединявшейся с дорогой на Сьюдадела, которая спускалась к площади, вернее, террасе, возвышавшейся над гаванью. Он перешел на тенистую сторону площади, где английские дома с подъемными рамами, полуциркульными окнами над входами и булыжными внешними дворами мирно соседствовали с иезуитским храмом в стиле барокко и угрюмыми испанскими особняками, над парадными дверями которых красовались внушительные гербы.
По противоположной стороне шла пестрая компания матросов. На одних были полосатые, на других — обычные парусиновые штаны; некоторые щеголяли в нарядных алых жилетах, иные остались в форменных синих куртках. У кого-то, несмотря на жару, на голове были матерчатые шапки, многие предпочитали широкополые соломенные шляпы или платки. Но у всех — длинные косички и та особая стать, которая сразу выдавала в них военных моряков. Они были с «Беллерофона», и Джек жадно смотрел на них, проходивших со смехом мимо и что-то негромко кричавших своим друзьям — англичанам и испанцам. Он приближался к площади и сквозь молодую листву мог видеть на противоположной стороне гавани бом — брам — стеньги и брам — стеньги «Женерё», на которых сушились поблескивавшие паруса. Оживленная улица, зелень, голубое небо — этого было достаточно для того, чтобы у любого затрепетало жаворонком сердце, и Джек был готов воспарить душою, но лишь примерно на три четверти. Оставшаяся на земле четверть была озадачена подбором экипажа. Головная боль, связанная с набором команды, была знакома ему с самого начала службы на военном флоте. Недаром первое серьезное ранение он получил от одной женщины в Диле, огревшей его утюгом: она считала, что ее мужа не стоит подбивать служить на флоте. Но он не ожидал столкнуться с теми же трудностями в самом начале своей капитанской карьеры, не думал, что ему будут строить такие козни, да еще здесь, в Средиземноморье.
